[Vladimir]

[Для просмотра данной ссылки нужно зарегистрироваться]
Пятница, 25.06.2010

С.ПАРХОМЕНКО: Есть сюжет несомненно который останется, не побоюсь этого слова, в российской истории 2010-х годов. На этой неделе произошло 2 чрезвычайно важных события на процессе Ходорковского и Лебедева, 2 важных правительственных чиновника – один нынешний правительственный чиновник, другой бывший правительственный чиновник, но, тем не менее, человек очень влиятельный в российской экономике и политике, я имею в виду господина Христенко и господина Грефа – они вдвоем по очереди появились на процессе Ходорковского. Появились в зале суда, появились, так сказать, на общих свидетельских основаниях. Были вызваны в качестве свидетелей, явились давать показания и довольно продолжительное время и очень обстоятельно, и как-то спокойно и по делу эти показания давали.

Конечно, самое удивительное в этом даже не то, что они говорили. Они говорили очень очевидные, очень ясные и простые вещи о том, что вертикально интегрированная компания, такая, какой был ЮКОС, явление абсолютно естественное для российской экономики, что в самом факте существования этой компании не было ничего противозаконного, что деятельность этой компании вполне соответствовала тогдашнему российскому законодательству. Что ни о каком хищении нефти, которое теперь вменяется в виду Ходорковскому и Лебедеву, речи быть не может. Что они как высокопоставленные руководители российского правительства несомненно были бы в курсе таких хищений, а они между тем были в курсе совсем другого – того, что ЮКОС является высокоэффективной добывающей и перерабатывающей компанией, что ЮКОС продает огромное количество нефти, продает легально, зарабатывает огромную прибыль, расплачивается от этой прибыли с налогами. Ну, расплачивается в рамках тогдашнего российского законодательства, несомненно оптимизируя эти налоги так, как оптимизирует свое налогообложение любая компания, руководимая здравомыслящим человеком и имеющая квалифицированного бухгалтера. Я не представляю себе, как существовала бы вообще какая-нибудь компания в мире, а тем более в России с ее налоговым законодательством, которая не задумывалась бы о том, каким образом можно легально законно, законопослушно эти налоги уменьшить.

Вот, примерно об этом говорили, отвечая на вопросы Ходорковского, и Греф, и Христенко. В общем, никакой сенсации в этом не было. Мы с вами отлично знаем, что обвинения, которые выдвигаются на этом процессе против Ходорковского и Лебедева, обвинения абсолютно абсурдные и смысл этого процесса заключается не в том, чтобы добыть какую-нибудь истину, а в том, чтобы удержать их и дальше в заключении. По всей видимости, это в лоб не удается. И, видимо, мы с вами будем свидетелями того, что этот процесс закончился каким-то решением, которое будет отлично просто от того, что Ходорковский и Лебедев тупо получат по новому приговору и останутся сидеть еще на несколько лет в тюрьме.

Они и дальше должны находиться в заключении по своему первому приговору, который, в общем, тоже был результатом совершенно абсурдного, смехотворного процесса, проведенного с колоссальным количеством разнообразных нарушений. Но, все-таки, этот процесс бьет все рекорды. И складывается такое впечатление, что прокуроры давно уже тянут время и ждут какого-то высокого начальственного решения, которое, наконец, повернет эту историю в одну или в другую сторону.

продолжение:

Мне приходилось слышать даже такое мнение... Ну, трудно, конечно, в это поверить всякому человеку, который вообще хоть что-нибудь читал по части уголовно-процессуального кодекса, уголовного кодекса и вообще какого-то другого законодательства. Так вот, мне приходилось слышать такое мнение, будто бы идея заключается в том, чтобы тянуть этот процесс очень долго, держать подсудимых как бы под стражей, в предварительном заключении во время суда. А потом объявить, что время, прошедшее в течение этого процесса, исключается из времени их пребывания в заключении по первому приговору, что, дескать, вот эти годы, которые они просидели в качестве подсудимых, не считается временем их сидения по первому приговору. Разумеется, это абсолютно противозаконная затея, но, с другой стороны, мы видели такое количество всяких абсурдных с точки зрения закона решений и такое количество чрезвычайно каких-то наглых передержек и подтасовок в деле Ходорковского и Лебедева, что, в общем, мне кажется, что есть даже какая-то вероятность, что и такое решение тоже может быть принято. В этих обстоятельствах Ходорковский и Лебедев будут вынуждены продолжать досиживать свой первый срок, как бы, за вычетом того времени, которое они провели на суде по второму процессу. Повторю, что это абсолютно с точки зрения закона абсурдная комбинация, абсолютно безумное, бессмысленное предположение, но, тем не менее, практика ведения дел, связанных с ЮКОСом, дел, связанных с Ходорковским и с Лебедевым, уже заставляет верить как-то в любые безумия и в любые чудеса. И здесь тоже что-то такое может быть.

Ну, вот, если бы это повернулось таким образом, то я бы сказал, что ну да, в этом есть какая-то своя ужасная такая изощренная внутренняя логика этого самого процесса. В остальном я, честно говоря, не понимаю, как судьи и прокуроры будут из этого из всего выворачиваться. Потому что дело дошло уже до абсолютного какого-то цирка. Ну, просто нужно предпринимать какие-то усилия для того, чтобы им спасать и свою собственную репутацию, и репутацию суда, если она каким-то образом их беспокоит.

Вот, именно в этом контексте нам важен факт появления Христенко и Грефа на процессе. Это, действительно, что-то новое в этом процессе. Действующие, я бы сказал, сегодня лица правящей российской политической элиты оказались на этом процессе. Совершенно очевидно продемонстрировали свое сочувствие подсудимым. Ну, находились комментаторы, в частности, я слышал, что об этом говорил как-то раз Сергей Доренко. Находились комментаторы, которые говорили о том, что, будто бы, в их словах, на самом деле, содержалась страшная подстава в адрес Ходорковского. Что, вот, на самом деле, они пытались навести суд на какие-то другие преступления Ходорковского, на которые суд не обратил внимания, поскольку занимается какой-т чушью и абсурдом. Мне, честно говоря, представляется эта трактовка, скажем, выступления Грефа в суде болезненными фантазиями и попыткой, ну, хоть как-нибудь уцепиться за какую-нибудь логику и, ну, хоть что-нибудь, хоть как-нибудь протянуть руку, так сказать, информационной помощи организаторам этого процесса. Ну, люди как-то стараются, они, знаете, как это написано было у писателя Платонова, «тихим голосом сомнения дают знать о своей службе». Ну, некоторым хочется дать о своей службе знать вот так. Удивимся этому. Но, по-моему, не более того.

Вот. Посмотрим. Посмотрим, насколько это превратится в тенденцию, насколько право высокопоставленных чиновников, здравомыслящих людей, у которых, так сказать, в головах сохранилось какое-то ясное представление о том, что происходит вокруг и о черном и белом в экономике и политике. Насколько в этой среде окажется теперь допустимым, принятым вот такая вот открытая и, прямо скажем, честная позиция. Посмотрим, последуют ли какие-то санкции против Грефа и Христенко. Это, на самом деле, совершенно не исключено. Во всяком случае, господин Греф давно считается таким инфантериблем российского правительства. Было несколько довольно острых конфликтных, чтобы не сказать «скандальных» ситуаций, которые были с ним связаны. Он как-то и временно уходил в отставку, и потом возвращался, и менял разные должности, и делал разные очень резкие заявления, и вообще как-то известно, что вокруг него довольно много эмоций и довольно много нервов бывает в работе и было, во всяком случае, в работе российского правительства. Посмотрим, как это будет выглядеть дальше.

Второе событие, тоже связанное с делом Ходорковского, это прекращение судебного преследования Василия Алексаняна. Я думаю, что вы помните трагическую историю с человеком очень больным, причем, заболел он, уже находясь в тюрьме, в предварительном заключении. Трагическую историю с этим человеком, за которого вступилось огромное количество людей. Вступилась, не побоюсь этого слова, общественность. Ну, вот, если можно употреблять такое наименование в отношении людей, сохранивших, ну, какие-то гуманистические чувства в душе.

Так вот, общественность подняла свой голос в защиту Василия Алексаняна с тем, чтобы человека тяжело больного, страдающего, совершенно неспособного по медицинским всяким обстоятельствам принимать участие в судебном процессе, чтобы его хотя бы временно оставили в покое, позволили ему лечиться, позволили ему получать помощь от квалифицированных врачей. Довольно долго издевательский суд и следствие вполне издевательски в этом отказывали. Потом в результате решение было принято. Опять-таки, при очень, я бы сказал, таких, нарочито-дискриминационных обстоятельствах с Алексаняна потребовали залог в размере 50 миллионов рублей. Это абсолютно невиданная, беспрецедентная цифра в российской судебной практике. Деньги эти были собраны и деньги эти были предоставлены. Кстати, один из слушателей у меня спрашивает, возвращены ли эти деньги в последнее время? Вот сейчас были они возвращены, при принятии этого решения о прекращении его судебного преследования? Насколько я понимаю, да, были возвращены. Это часть решения суда. Суд прекратил дело по нереабилитирующим обстоятельствам. Это означает, что Алексанян не сможет, в свою очередь обратившись в суд, требовать возмещения морального ущерба, своей реабилитации и так далее. Он, как бы, соглашается с тем, что обвинение в его адрес имело под собой какую-то почву, но не было доведено до приговора. Вот, в переводе на человеческий язык это выглядит примерно так. Можно понять Василия Алексаняна – ему сейчас не до этого. Времени у него очень мало, ему необходимо это время, так сказать, потратить на лечение, на попытки привести, может быть, в порядок свое здоровье и неизвестно, возможно ли это. Болен он очень тяжело, но надежда всегда остается и, во всяком случае, важно, например, что он может теперь выезжать за границу, может обратиться к высококлассной медицинской помощи, в том числе и за рубежом. Я думаю, что он этой возможностью воспользуется в ближайшее время.