Не знала, куда написать, в общем решила сюда. Это только кусочек, остальное лень с черновика перепечатывать, буду печатать кусочками)
По темным коридорам сознания шел дождь. Он шел безостановочно уже несколько столетий подряд, бережно передаваясь из поколения в поколение. Он шел, а за ним шли дома, города и страны, шли солдаты с войны и их матери, шли маленькие дети и планеты, шли дороги и деревья, вот уже несколько веков подряд. Дождь шел и видел под собою небо. Перевернутый дождь вдыхал темные круги запылившихся там, наверху, т.е. внизу, газовых психотропных облаков, задыхался от запахов розы, гелиевых шаров, кем-то упущенных в порывах поймать счастье, семью днями недели и сколькими-то днями в году. Он шел и задыхался ими всеми. А вокруг стояли люди. И как бы быстро он не шел, как бы не бежал, они всегда были вокруг, обоями на рабочем столе и гвоздем в сердце. Собаки этих людей обжигали дыханием, а цветы в руках никогда не вяли и не росли, не говорили и не пахли. Ведь розы были только там, в облаках… Дождь шел, а в нем отражались фонари фиолетовых и красных неонов, надписи каменных мешков и детские фонарики. Чего только ни отразилось в лужах слепого дождя, как жаль, что он не мог этого увидеть. Он шел, нервно покручивая кудрявые волосы, всегда мокрые от капель и заламывал тонкие пальцы, на одном из которых покоилось ЕЕ кольцо. Он смотрел на него снова и снова. Ведь это все, что от нее осталось. Он шел через горы, мерз от холода и страдал от недостатка кислорода, спускался в долины горным ручьем и снова шел под облака, а из них в море, терялся, упивался его солью, любил его, любил каждую его щупальцу и целовал в соленые губы. А оно не замечало гостя в своем лоне, сколько там было жизни. Он уходил из моря ни с чем и шел в люди. Он ласкал их головы и омывал ноги, а они роптали на Бога, который вообще был ни при чем. Потом он удалялся надолго, а люди понимали, что потеряли, и звали его обратно. Но он слишком горд, чтобы вернуться, а на его место приходили другие. Он никогда их не видел, но ему рассказывали, что дожди не должны видеть друг друга до свадьбы, до урагана, как это звали в народе. Он шел, а по нему шел люд и под ним мокли собаки, так особенно пахли им. Он даже иногда заходил в дома, но только если его там ждали, а это было крайне редко, ведь в домах была Она. Они забрали ее себе, и тогда он ушел в море. А она привыкла к домам, позволила им себя приручить, пользоваться ею, она предала его любовь. Дождь не мог ей этого простить, но и не снимал кольца. Он просто не знал, что она уже не может уйти из домов, ее сковали газоэлектрические цепи цивилизации. И лишь один он, воинственный и непокоренный. Лишь один. Он шел по крышам и крыши пели детям колыбельные, его колыбельные. Чтобы утешиться, он иногда заходил в реки и озера в поисках хотя бы моря, но они были пусты и пресны, скучны и безжизненны. Он был с ними и они любили его, а ему было противно от их любви, как от борща с шоколадом. А шоколадом была Она. Он видел ее в окнах, видел в себе. Он не видел ничего, кроме нее. Слепой и уставший, он продолжал идти, он не видел куда, даже не шел на запах. Он шел в бездну в поисках нее, хотя ее там никогда не было, или бездна перестала бы существовать. В конце своего пути, когда его вздохов осталось одно нечетное число, он понял, что пора спускаться за нею под землю, ведь только туда дождь еще не заносила судьба. Дни и ночи протекали сквозь землистые пальцы дождя в ожидании конца пути. Он говорил с курганами и растоптанным прошлым людей, с древними книгами, еще державшими свои тайны в надежде их обнаружения. Он не переставал говорить с новыми гостями своих снов, они же дивились чуду жизни в их краях забвения. Они тоже научились любить дождь. Они...
Продолжение следует
